Перейти на главную страницу >>>

 

 

Бой в сумраке леса

Повстанческое партизанское движение - это форма борьбы вооруженной оппозиции вне города. Уже само наличие партизанского сопротивления является фактором не столько военным, сколько политическим. Поэтому, если в каком-либо государстве при обострении внутриполитической обстановки нет предпосылок для возникновения повстанческого движения, то часто они создаются извне, усилиями стран - потенциальных противников, для которых крайне важна дестабилизация внутри государства-конкурента. В борьбе за власть подливают масла в огонь и доморощенные политики - в политическом процессе нет лучше инструмента, чем кровавый конфликт. Свою долю в такой конфликт вносят уголовные формирования, скрывающиеся в лесах. В партизанской войне, основанной на политических интригах, запрещенных приемов нет, и рано или поздно она принимает форму массового терроризма. Борьбу с этим злом любое правительство ведет двумя параллельными методами: оперативно-агентурным и военно-силовым. И войсковикам, и оперсоставу надо знать, с чем они имеют дело, чтобы не совершать грубых ошибок и не добавлять себе ненужной работы. Военным следует помнить, что сопротивление стихийно возникает и многократно усиливается при необоснованных репрессиях и обидах, чинимых войсками местному населению. Один из самых жестоких приказов И.Сталина за притеснения мирного населения занятых областей Германии предписывал расстрел перед строем в присутствии потерпевших. Вождь не хотел неприятных сюрпризов в тылу наступающих войск. Оперативникам же надо знать как можно больше о людском контингенте, который им придется разрабатывать. Знание психологии противника ускоряет оперативный процесс и делает его более результативным.

В партизанское движение люди попадают по разным причинам. Есть религиозные фанатики. Есть- те, у кого погибли близкие или пропало имущество. И те, и другие будут держаться насмерть при любых ; : обстоятельствах. Личности конфликтные, а также? идейно и романтически настроенные, в партизанах не приживаются. У них нет первопричинной привязки к движению и они никогда не примирятся с жизненной^ грязью, которая присутствует всегда и везде. Это основная причина, по которой таких сравнительно легко вербует правительственная контрразведка. Многие воюют за возможное светлое будущее, есть обиженные, авантюристы и уголовники. Но основная партизанская масса - крестьяне из местного населения. Оперативному составу стоит обратить внимание на их подробную характеристику. Крестьяне не так просты, как кажется. Они крайне свободолюбивы, трудноуправляемы, хитры и изворотливы. Первейшая жизненная задача крестьянина любой национальности - выжить. Выжить при любом политическом процессе. Власть меняется, а крестьяне остаются. Для них крайне важны родственные и хозяйственные связи. Против этого крестьянин никогда не пойдет - в селе ничего не забывают и не прощают. Крестьяне инстинктивно и постоянно собирают абсолютно всю жизненную информацию, из которой делают быстрые и безошибочные выводы. Они очень наблюдательны от природы, обладают способностью быстро сопоставлять факты и мгновенно просчитывать ситуацию. На допросах очень артистичны - с честнейшим видом бьют себя в грудь: "Не участвовал, не был, не брал, не видел, не слышал, не знаю, не помню" и т.д. Такого не может быть. Память крестьянина феноменальна, и в любом случае он располагает информацией, представляющей оперативный интерес. Но говорить правду начинает только после применения к нему неспортивных методов, известных практическим оперработникам. Нельзя играть с крестьянином в психологические игры, особенно, если инициатива исходит с его стороны. Психологически переиграть крестьянина невозможно - его мышление происходит не столько на логическом, сколько на психоэнергетическом уровне. Крестьянина можно обмануть, но провести - никогда. Городскому оперативнику этого не понять. Слабое место крестьянина - страх. Именно страх перед равнодушной жестокостью обстоятельств делает крестьянина сговорчивым, очень сговорчивым. Его разрушает страх перед реальной силой, непреклонной и не приемлющей психологических провокаций. И чем больше энергичного гонора у крестьянина снаружи, тем больше животного и парализующего сознания страха внутри. Повоевать крестьянин не прочь, но ни в коем случае с превосходящим противником. А в смутное время не прочь и пограбить, пользуясь бесконтрольностью властей. Очень много в сопротивлении и таких, кого мобилизовали в партизаны принудительно, по принципу: "Кто не с нами, тот против нас". Во время Отечественной войны задачей многих партизанских командиров было поставить под ружье и партизанские знамена тысячи дезертиров, бросавших фронт при немецких прорывах и разбегавшихся по домам. Для успешного ведения партизанской войны всю эту дремучую массу, которая не любит подчиняться, нужно организовать, обучить и держать в рамках жесткой дисциплины. Это может сделать только руководящее ядро из подготовленных профессионалов, которые и создают партизанскую инфраструктуру. Партизанское движение всегда стремится взять возможно более полный контроль над населением и его настроениями. И если настрое­ния не те, их надо сформировать и держать в нужном русле. Эту инициативу нельзя выпускать из рук. В партизанской войне выигрывет тот, на чьей стороне стоит население. Население - это резерв бойцов сопротивления, это -источник продовольствия, очень часто продовольствие больше неоткуда взять, это - отдых в тепле, баня, госпиталь для раненых, горячая пища, наконец, это - женщины, воюют здоровые мужики и воздержаться им не прикажешь. И, наконец, самое главное: население - это агентура, глаза и уши сопротивления. Но, с другой стороны, заскорузлое мышление жадноватого от природы крестьянина определяется текущим моментом - выгодно ему или нет. Вот тут он может и с властями посотрудничать. Властям помогают недовольные и обиженные, а также из чувства мести, былой зависти, просто из пакости - крестьянин; обидчив, злопамятен и мелочен.; Мало-мальски подготовленный: оперативник легко вычислит таких людей. Они найдутся всегда и везде. Для пресечения агентурного сотрудничества с властями в каждом населенном пункте сопротивление определяет своих информаторов числом не менее трех. Эти люди не знают друг друга, потому что каждый из них дает в лес информацию обо всех, живущих селе, в том числе и о других информаторах. Таким образом контролируется достоверность разведывательных и контрразведывательных данных. Обязательно существует система оповещения из населенного пункта к партизанским силам через связных, которые относят письменные донесения в лес и закладывают их в тайники - почтовые ящики или устно сообщают сведения партизанской разведгруппе в определенных точках леса или на хуторах, на так называемых "маяках". На "маяках" партизанские разведчики принимают людей из города или, наоборот, отправляют людей в город, делая безопасным их продвижение к месту назначения. Партизанская контрразведка регулярно обходит населенные пункты и встречается с осведомителями в целях выявления агентуры правительственных спецслужб, которая постоянно засылается в сопротивление. Постоянно работают диверсионные группы, ведется наблюдение за коммуникациями, прослушивание линий связи, сбор развединформации и выемка донесений из тайников. По населенным пунктам бродят агитационные бригады - надо убедить взяться за оружие крестьянина, который хочет спокойно заниматься своим хозяйством и не желает иметь неприятностей от властей. Идет рабочий обмен между центральными базами сопротивления и периферийными отрядами. Наконец, дислокации баз и отрядов не должны быть постоянными, иначе резко возрастает вероятность проникновения правительственной агентуры и увеличивается опасность того, что накроют ударами с воздуха и "зажмут" войсковыми силами. Еще существует масса других задач, которые нужно выполнять с эффектом, с шумным эффектом, иначе грош цена такой оппозиции. Но для всего этого надо постоянно передвигаться. Сначала все так и получается - при полной внезапности и с размахом. Военные успехи оппозиции вызывают политический резонанс. Выделенные правительством армейские силы оказываются неповоротливыми и малоэффективными против извечной партизанской тактики пластичного контакта: налет - отход. Партизаны избегают открытого встречного боя с превосходящими силами - это губительно для них. Военные не любят бой в лесу, так же, как и уличные бои - с пушками и бронетехникой тут не развернешься. Войска, не зная местности и людей, с которыми воюют, ведут себя, как слон в посудной лавке, так или иначе, ущемляя местное население и увеличивая количество недовольных. В разные времена и в разных странах этот сценарий повторялся в одном и том же варианте. Наконец, в высших штабах осеняло (обычно после массы докладных от нижестоящих практических работников) - надо прекращать свободное хождение по лесам. Из архивов извлекались покрытые пылью старые инструкции по применению контрпартизанской тактики егерей, которая испокон веков применялась против всякого рода повстанцев. Специально обученные, тренированные, хорошо вооруженные, набранные из числа следопытов - профессионалов, оперсостава, специалистов тактической и глубинной разведки, профессиональных охотников, спецгруппы садились на партизанские тропы и блокировали передвижение по лесу. И с этого момента военные действия переносились с правительственных коммуникаций на лесную тропу войны. Они велись тихо, незаметно и коварно. Терпеливые егеря, тренированные на выживаемость в лесу, тщательно замаскированные лохматыми камуфляжами (изобретение тоже незапамятной давности ) до поры – до времени вели скрытое наблюдение за всем, что происходило в их зоне ответственности. Внимание обращалось на мельчайшиедетали: обнаруженные следы и предметы могли рассказать о многом (в наше время – стреляные гильзы, консервные банки, окурки,старые бинты и т.д.). Становилось известно, кто, когда, из какого населенного пункта ходил в лес, устанавливалось по следам, что он там делал (при этом очень часто находили почтовые ящики-тайники, информация перехватывалась и отправлялась на оперативную обработку). Постепенно вырисовы­ вались маршруты партизанских разведывательно-диверсионных групп, хозяйственные маршруты,нащупывались места дислокаций баз и "маяков". Выявлялись подходы к ним, наличие и расположение сторожевых секрет постов, порядок смены дежурных нарядов на них, маршруты разводящих, периодичность прохождения блуждающих патрулей вокруг базы (а в наше время - еще и системы сигнализации, обнаружения и предупреждения). Результаты таких наблюдений давали возможность связи со своей агентурой, работающей внутри партизанской базы. Агент закладывал информацию в тайник, расположенный вблизи базы или даже на ее территории (обычно вблизи мусорной свалки или отхожего места, посещение которых вполне объяснимо), или же на марше, в обусловленном месте. Изъятие такой информации возлагалось на егерей спецгруппы, они же и подстраховывали агента по мере возможности. По рации егерям сообщалась дополнитель­ная информация, полученная оперативным путем из других источников. Знание обстановки давало возможность егерям существенно вредить сопротивле­ нию. Не счесть случаев, когда лазутчики, перебравшись за периметр партизанских секрет-постов, убирали из бесшумного оружия партизанских лидеров. Спецгруппы делали налеты на партизанские склады и базы снабжения. Бывали и нападения на крупные партизанские штабы с удачным уловом захваченных документов (мелкие отряды документации никогда не ведут в конспиративных целях). Но основной задачей была добыча информации, и спецгруппы рабо­ тали в потогонном режиме захвата живых людей. Чаще всего это происходило при движении немногочисленное партизанской группы на разведку, диверсию или хозяйственный промысел. Маскировка под лохматыми камуфляжами делала егерй практически невидимыми. Засада ставилась безукоризненно. Ликвидация лишних и захват во всех возможных и невозможных условиях на тренировках отрабатывались до автоматизма. В плен брали того, кто шел сзади - такие быстрее начинают говорить и ; их легче "отсечь" от основной; группы, идущей спереди. Передних расстреливали из бесшумного; оружия или вырезали ножами. Все это делалось мгновенно и бесшумно. На тренировках тщательно отрабатывался мгновен ный рывок на захват. А в наше время отрабатывается и захват из автомашины - даже по лесу сейчас мало кто ходит пешком. Следов при захвате не должно оставаться никаких. Взятого « языка» и трупы убитых бегом оттаскивали в сторону и подальше. Убитых зарывали и место захороне­ ния маскировали. Пленного допрашивали тут же. Его трясли, пока он не опомнился от стресса. Оперативник, находившийся в спецгруппе, знал, как это делается. В контрпартизанской войне тоже нет запрещенных приемов. Как правило, захваченный крестьянин начинал говорить. Он знал, что ему надо уцелеть вот здесь и сейчас, чтобы его не убили на месте. Еще проще было с теми, кто отпросился у командира на пару дней побыть дома. Или с теми, кто ушел в село н а свадьбу, крестины и т.д. - для крестьян это очень важные события и пропустить их нельзя. Таких отслеживали на краю леса и допрашивали в виду собственного дома. Почти всегда задержанные говорили сразу и подробно. В установленный срок они возвраща­ лись на базу, но уже в качестве осведомителей спецслужб. Тех, кто молчал - немало было и таких - отправляли в город. По статистике гестапо, в застенках говорил каждый третий. В НКВД, где не велось такой статистики, говорили все. Американцы во Вьетнаме впрыски­ вали пленному лошадиную дозу скополамина, он выдавал лошадиную дозу информации, его дальнейшая судьба никого не интересовала. Скополамин -сыворотка правды. Частенько языков брали и вблизи партизанской базы. Самым удобным местом для этого были тот же мусорник и отхожее место. Несмотря на предупреждения, изложенные в инструкции по разведке, изучаемые во всех армиях мира, во всех гарнизонах постоянно повторяют одну и ту же ошибку - о вышеуказанных презираемых и малопосещаемых местах забывают до возникновения в них потребности. Трудно подсчитать, сколько военнослужа­ щих (в том числе и в Советской Армии - вспомните Афганистан) было похищено при выходе по жизненной необходимости. Точно так же поступали во все времена и с дежурными нарядами секрет-постов: был человек на посту и исчез вместе с напарником, следов никаких не осталось. Бесшумно и бесследно уничтожа­ лись разведгруппы, встречавшие на "маяках" людей из города. "Горожане" брались в плен только живыми и только невредимыми. Эти люди знали очень много. Захват "языка" проводился необязательно методом физического нападения. Во все времена (и сейчас тоже) в ходу были чисто охотничьи способы - петли, капканы, волчьи ямы и другие хитроумные ловушки. По ходу событий егерям приходилось нападать и на крупные партизанские колонны. Суть этого процесса заключалась не в том, чтобы одержать победу, а в том, чтобы сорвать партизанскую акцию, на исполнение которой выдвигалась колонна. Засада при этом готовилась тщательно. Место для нее выбиралось так, чтобы колонна была "зажата" рельефом местности (оврагами, скатами и т.д.) или хотя бы "прижата" с одной стороны и не могла быстро рассредоточиться и развернуться в боевые порядки. Обочина тропы, по которой двигалась колонна, минировалась минами или гранатами на растяжках. Места, мало-мальски годные для укрытия от огня, тоже минировались. В наше время для, этих целей используютсяуправляемые мины и мины-направленного действия. Место перед позицией егерей минировалось обязательно. Засаду старались расположить с правой стороны по ходу движения колонны, при этом сидящие в засаде стреляют каждый с правого плеча, не мешают друг другу и каждый максимально закрыт своим укрытием (представьте себя на месте стрелка, чья позиция находится напротив - по левую сторону от колонны, как неудобное будет стрелять с правого плеча с разворотом вправо, как будет вам мешать тот, кто впереди вас, и как вы будете мешать тому, кто сзади). При возможности выбирают место, чтобы тропинка или дорога сворачивала по ходу движения влево. Это позволяет расположить огневые точки егерей и на изгибе тропы, по фронту и к тому же обеспечивает большую свободу маневра спецгруппы при отходе. При этом меньше вероятности выйти на открытое место (тропы, дороги, просеки) и попасть под обстрел. Если впереди колонны двигалась малочисленная группа - предупреждающее охранение, то ее обычно пропускали вперед беспрепятственно (правда, бывали по обстановке случаи, когда такую группу бесшумно уничтожали и брали пленного, трупы мгновенно оттаскивали в сторону). Колонна встречалась плотным внезапным огнем из всех стволов, на расстоянии 70-80 метров, не ближе, чтобы из колонны никто не смог добросить до позиции егерей гранату. Партизаны тоже обучены т актике и бросаются не туда, где тихо (там опасность), а туда, откуда с треляют, вслед за броском своей гранаты. Колонна - групповая мишень, и концентрированный огонь по ней из стрелкового оружия плюс срабатывание мин направлен­ ного действия оказывают чудовищ­ ный эффект. Для создания большей плотности и результативности огня, егеря применяли способ стрельбы из автоматов по-пулеметному. Чтобы оружие при стрельбе очередями не трясло и не разбрасывало пули, автомат за ремень прихватывают к стволу дерева. Просто и эффективно. Обычно расстрелива­ ют один магазин из автомата и короткую ленту из пулемета. Не больше. Весь огневой налет длится 10-15 секунд. И теперь задача спецгруппы - мгновенно исчезнуть и утащить с собой "языка", если он есть. Надо исчезнуть, несмотря на соблазны пострелять еще. Потому что ответная стрельба начнется секунд через 7-8, а организованное сопротивление наступит секунд через 20-25. Не дожидаясь его, надо уже быть на ногах и убегать по безопасному месту - лощине, оврагу, обратному скату и т.д. Путь отхода должен быть определен и отработан заранее. Один пулеметчик сбоку и с безопасного места (на удалении метров 200 от позиции егерей) прикрывает отход спецгруппы и глушит топот бегущих, потом отходит сам. Почему старые инструкции предписывали делать именно так? - Нельзя допустить, чтобы в спецгруппе появился хотя бы один раненый. Это означает практически конец выполнения задания. Раненый будет непомерной обузой для егерей, так же, как будут непомерной обузой для партизан их раненые. Самое неприятное на тропе войны для тех и других не голод и отсутствие боеприпасов, а наличие раненых. Это жуткое бедствие в партизанской жизни. Только в низкопробной литературе раненых пристреливают, в реальной действительности их вытаскивают до последней возможности. Партизанская колонна после шквального огня егерей начинает расползаться в стороны и попадает на мины-растяжки. Отягощенные ранеными и убитыми, потеряв инициативу и время, имея впереди неизвестность, партизаны не способны на результативные действия.

Спецгруппе надо быстрее оторваться по причине, истекающей из тактической особенности боя в лесу. Пользуясь большим количеством укрытий (деревьев) очень легко можно окружить тех, кого меньше. Поэтому знающий партизанский командир сразу же подает команду на обход и окружение егерей. Если резко наступила тишина и стрельба почти прекратилась, это верный признак того, что такая команда поступила. Правда, когда партизанами командует опытный профессионал, их действия будут сопровождаться отвлекающим пулеметным огнем. Тем, кого окружают, этот процесс очень трудно выявлять и контролировать в условиях ограниченной видимости леса. А людям, увлеченным стрельбой, труднее вдвойне. И если клещи окружения замкнутся за спиной спецгруппы, егерям придется туго. Их спасение - в скорости исчезновения. Поэтому личный состав спецгруппы делится на тройки с обязательным- назначением старшего, чтобы никто не отстал и не потерялся. Если все - таки будет погоня (случалось и такое), егеря сделают отвлечение боем: три человека будут бежать и постреливать, а остальные в удобном месте сделают засаду, перезарядятся и с фланга расстреляют преследующих. Иногда, по обстановке, можно вернуться и в неожиданном месте пустить противнику кровь. Но более этого испытывать судьбу не стоит. В мемуарах партизанских лидеров (Ковпака, Базымы, Вершигоры) нехотя и вскользь упоминается об "участившихся стычках с егерями". Вот так они и выглядели эти стычки...

Егеря работают изощренно, днем и ночью, в любую погоду. О них уже знают. Призрачны и страшны они в лохматых камуфляжах и неуловимы, как тени. В лесу поселяется страх. Выйти на дивер сию, на разведку, принять человека из города становится проблемой. Уже не крестьянин сидит в засаде на кого-то, а сидят на него самого. По лесу спокойно не пройдешь, если не напорешься на нож, то на мину наскочишь обязательно. И пуля из бесшумного оружия вылетит неизвестно откуда. И люди пропадают. Егеря не принимают открытого боя и выследить их нельзя. Люди натренированные, где живут, что едят, когда спят - неизвестно, чутье у них звериное, сами выслеживают кого угодно. Получается партизанская тактика наоборот - только теперь в пластичном контакте работают с ними, с партизанами. По наводке егерей по базам партизан уверенно работает авиация и артиллерия. Собранные разведданные позволя­ ют осуществлять в лесу войсковые операции крупными силами. В населенных пунктах ликвидируется партизанское подполье. Наступает информационная блокада. Партизанские базы отрезаются от источников снабжения. Действия спецгрупп, авиации, артиллерии и сводных батальонов егерей созда­ ет для вооруженной оппозиции невыносимые условия. Война для крестьянина уже не развлечение, а тяжелый и страшно опасный труд. При отсутствии продовольствия, курева и реальных побед падает боевой дух. Воевать приходится вдали от дома. Страшна неизвест­ ность. Психика крестьянина всего этого не выносит. После истеричного всплеска эмоций следует психологический перелом, начинается дезертирство. Боевики разбредаются по селам, где их выявляют оперативным путем. А те, кто остался, заблокированные, без поддержки извне, без патронов и продовольствия, усталые и завшивленные, вынуждены уходить в труднодоступные районы. Чаще всего от голода они начинают грабить все тоже сельское население, в тяжелое время забирая последнее. Случается, бесчинствуют в отношении женщин. Это переломный момент, когда крестьяне прекращают поддержи­вать сопротивление, руководители которого к тому времени уже не представляют никакой политичес­кой силы, кроме самих себя. Пользуясь ситуацией, правитель­ственные спецслужбы создают вооруженные подразделения с амообороны из местных жителей и, более того, выставляют гарнизоны для защиты населения от грабежей и произвола. Так, на территории Западной Украины уже в сентябре 1944 года действовало 203 строевых истребительных отряда, которые наравне с войсковыми частями НКВД принимали участие в ликвидации националистического движения ОУН-УПА. Там же, в населенных пунктах было организовано 2947 вооруженных групп самообороны, эффективность которых трудно переоценить. В других областях СССР, где в военные и послевоен­ ные годы разбойничали сбившиеся в банды уголовники и вооруженные дезертиры, обученная и вооружен­ ная молодежь допризывного возраста с интересом принимала участие в облавах и прочесываниях лесных массивов, проводимых милицией и НКВД. Следующий шаг правительства объявление амнистии. Дезертирство в оппозиции принима­ ет массовый характер (по амнистиям в период с 1944 по 1953 г. добровольно сдалось властям 76 тысяч боевиков ОУН-УПА, получили прощение даже те, на ком была кровь). То, что остается, уже трудно назвать сопротивлением. Остаются вожаки, одержимые навязчивой идеей, которые судорожно пытаются поправить ситуацию. Участники оппозиции удерживаются ее руководством от сдачи властям методами репрессий и уничтожения колеблющихся. Устанавливаются связи с уголовными формировани­ ями. Бандиты - реальная сила, и оппозиция пытается взять их под свой контроль или хотя бы наладить с ними обоюдовыгодные контакты. Одновременно углубляется конспирация, увеличивается взаимное недоверие и подозри­тельность. Это истекает из психологической закономерности, чем энергичнее лидер, тем больше у него жажда жизни. Его собственной жизни. Убедившись в необратимости хода событий, многие партизанские командиры и криминальные главари задумы­ваются, как жить дальше. И единственный выход для себя видят в том, чтобы стать активной агентурой властей в обмен на жизнь и свободу.

В конце сороковых начале пятидесятых годов лидеры среднего звена ОУН-УПА начали сдавать Оуновское подполье в городах и наводили войсковые силы на остатки боевых формирований, прятавшихся по "схронам" в лесах. Одержимых Бендеровских вожаков, очень осторожных, подозрительных и особо опасных было разрешеноне брать живыми, а уничтожать на месте. Чаще всего ликвидацияпроисходила во время сходок,
встреч, совещаний, когда после официальной части начиналось застолье. После хорошей выпивки агент расстреливал сидящих за столом захмелевших собутыльников. Или тихо вырезал ножом выходивших на двор по нужде. Бывали и другие варианты. Иногда это делал оперативник или егерь из спецгруппы, внедренный в сопротивление. Но чаще всего действовал лидер из своих, зарабатывающий прощение от властей. Это были волки среди волков, особо ценные агенты, которые стоили гораздо больше аттестованных сотрудников спецслужб. Один из старых оперработников рассказывал, как во время операции, осуществля­емой силами спецбатальона совместно с группировкой такого "волка", генерал от МГБ, проводив ший инструктаж, предупредил: "Если подстрелят кого-то из вас, то хрен с ним. Но если убьют eras (волка), вы все пойдете под трибунал". На счету у некоторых "волков" были сотни сданных и десятки застреленных собственноручно бывших соратников. "Волки" получили прощение от Сталина. Некоторые из них живы до сих пор. Кое-кто живет даже под своей настоящей фамилией. Сталин не придумал ничего нового. Так было испокон веков. Стараниями спец служб повстанческое политическое движение всегда переводилось в разряд полууголовного. Для правительства это было уже не опасно.

А.Потапов

 



 

 

 

 

 

 

 

 

 

html counter
Сайт создан в системе uCoz